Плавно ведя машину, вслушиваясь в ровный, без сучка и задоринки, гул ее мощного мотора, Мария вспомнила, как ошеломлены были мсье Пиккар, мсье Хаджибек, его жены и дети да и вся челядь, когда что она исправила машину. Если бы они знали, какая это для нее чепуха! Для нее, которая может отличить на слух не только марку работающих авто, дрезины или танка, но и страну изготовления, и год выпуска, и состояние двигателя, как минимум, по десяти параметрам. На танковом заводе Рено Марию так и звали «слухачка», ценили и, несмотря на то что она была эмигрантка, поставили на инженерную должность. И как же было потрясено заводское начальство, когда в один прекрасный день Мария подала рапорт об увольнении по собственному желанию.
Ее даже вызвал к себе главный инженер – седовласый сухощавый серб, кстати сказать, очень крупный математик-прикладник.
– Я не знаю, что вами руководит, но, если вас не устраивает зарплата, я могу увеличить ее вдвое. Я знаком с вашими отчетами и снимаю шляпу! Вдвое?
– Нет, – сказала Мария.
– Втрое, – взглянув на нее с большим интересом, предложил главный инженер. – Большее не в моей власти и даже не во власти управляющего. Тогда вас надо назначать руководителем испытательного полигона, а это сопряжено…
– Это сопряжено с тем, что у меня нет подданства Франции, и со многим другим, – пришла ему на помощь Мария. – Я все понимаю. Большое спасибо. Но вы ведь сейчас сами подтвердили, что здесь, на заводе, как иностранка я достигла потолка, а будут платить вдвое или втрое больше – это ведь не принципиально… Вы очень щедрый человек. А с вашими работами по математике я знакома еще с Пражского университета.
– Неужели их там проходят? – оживился собеседник Марии, и его глаза воодушевленно заблестели, а морщины на сухощавом лице как бы разгладились.
– Да, проходят. Я даже писала курсовую работу против вас.
– Против меня? – Инженер даже привстал от изумления.
– Да, вашу шестую теорему я сначала опровергла, не оставила камня на камне и получила отличную оценку. А потом, уже на рождественских каникулах, вдруг стала просматривать свои доказательства и нашла в них ошибку. Такую маленькую-маленькую, но очень подленькую, глазную ошибку. Пошла к профессору, попросила отменить мой зачет.
– Ну и что, он отменил? – с неподдельной тревогой в голосе спросил главный инженер.
– Нет.
– Правильно сделал, я бы тоже не отменил. Я бы еще за смелость и мужество повысил оценку.
– Она и без того была слишком высока! – улыбнулась Мария. – А мужества никакого не было и смелости тоже. Просто я потеряла ноль в одном уравнении, вы представляете?
– Еще бы! Я сам терял этот паршивый ноль дважды, и дважды все доказательство шло у меня насмарку! Куда же вы уходите? Надеюсь, не к нашим конкурентам? – почти угрожающе спросил он после паузы, и его только что умильно блестевшие глазки стали, словно ледышки.
– Да что вы, мсье! – Мария искренне рассмеялась. – Я ухожу работать в Русский модный дом ТАО [25] . Вы, конечно, слышали о таком?
– Нет, не слышал.
– А ваши жена, дочери, невестки?
– Я одинок, мадемуазель.
– Простите.
– А тут нечего прощать. – Главный инженер тепло улыбнулся, и, глядя на него, Мария подумала, что вроде бы он еще совсем не старый человек. – Так я решил после гибели моей жены и трех дочерей, они, как и я, были сербы… Я подпишу ваш рапорт, не беспокойтесь.
Наступило неловкое молчание.
Мария протянула ему руку.
Он поцеловал ее на прощание, едва коснувшись сухими, твердыми губами.
– Имейте в виду: мы в любой момент примем вас назад. Я уважаю людей с амбициями. – Он подал ей свою визитную карточку. – Всегда готов к услугам! Завидую вашей решимости!
– Спасибо!
С тем они и расстались. Выходя из кабинета главного инженера, Мария впервые в жизни подумала о том, как она невнимательна к людям. Ведь этот щеголеватый серб представлялся ей венцом преуспеяния, а у него свои горести, своя жизнь и, кажется, совсем неладная…
Она ушла с танкового завода в 1929 году, накануне кризиса в Северной Америке. Тогда мир еще казался прочным и дома моды процветали, в особенности русские. Проработав в ТАО манекенщицей всего две недели, Мария перешла в еще более престижный Русский дом моды «Ирфе», принадлежавший князю Феликсу Юсупову и его жене Ирине. Туда же, в шляпную мастерскую, она перетащила Улю и та стремительно преуспела в шляпном деле, даже получила гран-при на большом конкурсе. Если бы не мировой финансовый кризис, то, может быть, они с Улей так бы и работали в «Ирфе»: их там ценили. Но кризис случился, и на этом переломе она попала в банк господина Жака. А могла бы и не попасть, если бы в 1932 году она стала мисс Франция. Не стала: накануне финального показа у нее разнесло щеку – банальный флюс, и Мария оказалась за бортом. Как часто случай замыкает целые круги жизни или дает им новое дыхание…
…Стоп!
Цепь воспоминаний и размышлений Марии мгновенно прервалась – на дороге, в просвете между двумя дальними откосами, мелькнуло несколько всадников с винтовками за плечами – четкие черные силуэты на фоне белесого неба. Мария остановила машину инстинктивно – увидела силуэты, в ту же секунду что-то толкнуло ее в грудь, и она сбросила газ и притормозила. Дорога уже давно отклонилась от берега моря и теперь петляла между серыми осыпями так, что особенно не разгонишься. Раз ее толкнуло в грудь, значит, впереди опасность – это Мария знала точно, чувство опасности было у нее звериное, не объяснимое ничем, оно просто являлось вдруг, и вся история ее жизни подтверждала, что сомневаться тут незачем и некогда, что надо спасаться, счет пошел на секунды…
До ближайшей серой осыпи, напоминающей грань пирамиды, а значит, и до поворота за нее, оставалось метров двести прямой дороги. Мария прикинула, что этого маловато, и подала машину еще метров на сто пятьдесят назад, с таким расчетом, чтобы наверняка оценить ситуацию, когда всадники выедут на прямой отрезок пути между осыпью и ее машиной. Хорошо, если их пятеро, а если кто-то приотстал и она его не увидела? Конечно, она могла бы прокатиться так, задним ходом, хоть до самой виллы господина Хаджибека, но это ей и в голову не пришло – вперед, только вперед!
Не выключая двигателя, не снимая ноги с тормоза, Мария надела шляпу и стала ждать – теперь она понимала свой маневр с точностью до мгновения. Мария пожалела, что не вооружена, что нет при ней даже завалящего пистолетика…
Три минуты протекли ужасающе медленно… Наконец всадники показались из-за откоса – меньше всего они были похожи на мирных аборигенов. По всему чувствовалось, что это воины, а не пастухи, и кони под ними были один лучше другого. Мария склонилась к рулю, делая вид, что не замечает ничего и никого, – широкие поля Улиной шляпы позволяли ей исполнить это лучшим образом…
Кажется, отставших нет, вроде бы их только пятеро. Ах, какие кони под ними – не идут, а вытанцовывают! Увидев на дороге Марию в автомобиле, всадники радостно загалдели на каком-то не вполне арабском, вроде другом языке – долетавшие фразы не разлеплялись на слова, как карамельки, слипшиеся в кулечке, с которым мама отправляла ее гулять в городской сад в Николаеве. Мария испугалась: значит, она не поймет чего они хотят? Это осложняло ситуацию. Но вот неизвестные подъехали ближе, и Мария вдруг стала понимать каждое их слово.
– Знатная птичка!
– Хозяин хотел себе в гарем как раз такую!
– А может, продадим ее бедуинам?
Тут Мария сообразила, что они говорят на языке туарегов.
– Хозяин посадит ее в фонтан с другими наложницами, и пусть она там отдыхает! Ха-ха-ха!
– Кажется, у нее что-то сломалось в машине?
– Тихо! Не спугни! Сейчас мы ее будем брать! – сказал приблизившийся к машине уже метров на пятнадцать, ловко сидящий в седле статный разбойничек с широкой волосатой грудью, видно, старший в группе.
В тот же миг Мария отпустила педаль тормоза, машина двинулась с места. Мария тут же до упора нажала на клаксон, издавший такой резкий, пронзительный, такой неожиданный звук, что кони шарахнулись в сторону, встали на дыбы, а один даже сбросил седока. Мария надавила на педаль газа, машина взревела и рванулась вперед, еще полторы секунды понадобилось для переключения скорости.
25
ТАО – Трубецкая, Анненкова, Оболенская. Этот дом русской моды был организован нашими аристократками в Париже в 1921 году. Три дамы из знатных в России фамилий весьма преуспели на новом для них поприще, и дом ТАО получил широкую известность во Франции. В середине двадцатых годов уже тысячи русских женщин были заняты в изготовлении верхней одежды, белья, вышивок, шляп, фуражек, бижутерии ручной работы. Положительную роль в этом деле играло основанное в 1880 году в России и возрожденное в 1921 году в Париже ОРТ (Общество по приобщению евреев к ремесленному и сельскохозяйственному труду). Почему евреев? И почему в Париже? Потому что не все евреи восприняли установление советской власти в России как свою личную победу. Многие евреи, не только богатые, но и небогатые и даже бедные, эмигрировали в связи с тем, что не приветствовали воинственных устремлений собратьев-комиссаров, их тягу к мировой революции. В Европе любой выходец из России был – русским. В ОРТ эмигранты-евреи и эмигранты-русские никак не разделялись. Хорошо отлаженная структура ОРТ помогла многим встать на ноги.
Что же касается модельного бизнеса, о котором изначально шла речь, то до того, как этим стали заниматься русские, манекенщицы были чем-то вроде недвижных натурщиц, на которых будущие наряды подтыкали, подворачивали, закалывали булавками. А у русских они ожили. Ожили и пошли по подиуму, который также был придуман русскими. Да еще как пошли, юные, прелестные княгини, графини, баронессы! Так что нынешние топ-модели всецело обязаны русским женщинам и профессией, и тем, что она так высоко стоит в мире моды, и тем, какое положение занимают топ-модели в обществе. Не зря среди русских ходило в те годы двустишие: